В дни былые сорванец,
Весельчак и веселитель,
А теперь Москвы строитель,
И сенатор, и делец,
О мой давний покровитель,
Сохрани меня, отец,
От соседства шумной тучи
Полицейской саранчи,
И торчащей каланчи,
И пожарных труб и крючий.
То есть, попросту сказать:
Помоги в казну продать
За сто тысяч дом богатый,
Величавые палаты,
Мой пречистенский дворец.
Тесен он для партизана:
Сотоварищ урагана,
Я люблю, казак-боец,
Дом без окон, без крылец,
Без дверей и стен кирпичных,
Дом разгулов безграничных
И налетов удалых,
Где могу гостей моих
Принимать картечью в ухо,
Пулей в лоб иль пикой в брюхо.
Друг, вот истинный мой дом!
Он везде, — но скучно в нем;
Нет гостей для угощенья.
Подожду… а ты пока
Вникни в просьбу казака
И уважь его моленье.
Я помню — глубоко,
Глубоко мой взор,
Как луч, проникал и рощи, и бор,
И степь обнимал широко, широко…
Но, зоркие очи,
Потухли и вы…
Я выглядел вас на деву любви,
Я выплакал вас в бессонные ночи!
Сей корсиканец целый век
Гремит кровавыми делами.
Ест по сту тысяч человек
И с…т королями.
Говорит хоть очень тупо,
Но в нем это мудрено,
Что он умничает глупо,
А дурачится умно.
В любезности его неодолимый груз,
В нем не господствуют ни соль, ни перец,
Я верю: может быть, для немок он — француз,
Но для француженок он — немец.
А кто он? — Француз, германец,
Франт, философ, скряга, мот,
То блудлив, как ярый кот,
То труслив, как робкий заяц;
То является, томим
Чувством жалостно-унылым,
То бароном легкокрылым,
То маркизом пудовым.
Он с цветочка на цветок,
С стебелька на стебелек
Мотыльком перелетает;
Но сколь рок его суров:
Все растенья он лобзает,
Кроме… лавровых листов!
Остра твоя, конечно, шутка,
Но мне прискорбно видеть в ней
Не счастье твоего рассудка,
А счастье памяти твоей.
Меринос собакой стал,
Он нахальствует не к роже,
Он сейчас народ прохожий
Затолкал и забодал.
Сторож, что ж ты оплошал?
Подойди к барану прямо,
Подцепи его на крюк
И прижги ему курдюк
Раскаленной эпиграммой!
«О ты, убивший жизнь в ученом кабинете,
Скажи мне: сколько чуд считается на свете?»
«Семь». — «Нет: осьмое — ты, педант мой дорогой;
Девятое — твой нос, нос сизо-красноватый,
Что, так спесиво приподнятый,
Стоит, украшенный табачною ноздрей!»
Нет, кажется, тебе не суждено
Сразить врага: твой враг — детина чудный,
В нем совесть спит спокойно, непробудно.
Заставить бестию стыдиться — мудрено…
Заставить покраснеть — не трудно!
Острое словцо (фр.).
Беспутный человек. — Прим. ред.
Ташка — у гусар свободно висящий кожаный декоративный карман. — Прим. ред.
Приказ Кульнева накануне нападения, которое было назначено за два часа до рассвета. — Прим. Давыдова.
Борей — северный ветер или бог северного ветра. — Прим. ред.
Толстой Федор Иванович (Американец) — хороший приятель Давыдова. — Прим. ред.
Обращено к Ф. И. Толстому. — Прим. ред.
Доломан- гусарская куртка, на которую накидывается ментик. — Прим. ред.